Путь к трону. Князь Глеб Таврический - Александр Сапаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Стратилат, прости, я не хотел явно вызывать тебя. В Таматарху прибыл гонец от твоего отца князя Владимира.
Мне стало тревожно. И опять нахлынуло неприятное чувство, как сегодня утром.
– Ильяс, так там должен быть не один гонец – кто к нам сюда пошлет просто гонца?
– Да, стратилат, там три сотни воев. Сейчас они устраиваются в казармах русов. А княжеский гонец уже здесь.
Это все Ильяс говорил мне на ходу, пока мы шли ко мне в рабочий кабинет. Когда я зашел туда, там сидел уже знакомый мне Рулав Туазов. Но я его сначала даже не узнал – он похудел почти в два раза, и его лицо уродовал полузаживший сабельный шрам.
Увидев меня, он с трудом встал со скамьи и сказал:
– Прости, князь, почти три седмицы на коне, еле стою. Беда случилась большая. Когда возвращались мы из похода нашего, повстречали мы князя Муромского Ярослава Святославовича. Тоже он в поле Дикое ходил. Но не было у него удачи. Ради встречи нежданной решил он на пир нас пригласить. Говорил я Ярополку: «Не нравится мне приглашение это, не верь речам льстивым». Посмеялся князь над моими словами и пошел на пир. Я в шатер не пошел – с воями прямо у костров пил. Для князей в большом шатре накрыты были столы, там они кубки поднимали, речи сладкие говорили, что уж там приключилось, не ведаю, но потом в мечи нас взяли. Порубали всех, а Ярополка не убили – ослепили, выжгли глаза железом. Я без чувств лежал – недорезали, думали, наверно, что богу душу отдал, раздели до исподнего и в степи оставили, как и всех, кто уйти не смог.
Когда я к вечеру в себя пришел, выполз из-под трупов, тут и Ярополка увидал, в бреду он лежал, тоже в исподнем. Этих антихристов уже не было. Я князя водицей напоил, на лоб тряпку положил. А тут и собираться начали, кто по степи успел разбежаться. Десятка три нас набралось.
Нашли и одежду нам, и коней. Еще с десять дней до Киева добирались. Но не дожил наш князь, от горя и стыда совсем занемог и в горячке скончался. Двух дней не дождался с батюшкой попрощаться.
Владимир Всеволодович в великом горе был. Все кричал, что Олег Святославович Изяслава двадцать лет назад убил и даже не покаялся в содеянном, а теперь и вовсе Ярослав божьи заповеди преступил. И поклялся он клятвой великой, что не будет ему покоя, пока все семя зловредное не изведет. Сказал он мне: «Езжай, Рулав, к сыну моему младшему, пусть поднимает он тумены свои, раз ему Господь такую силу дал, пусть идет он на Муром и накажет Ярослава, а мы со Мстиславом пойдем на брата его Давыда, потому как невозможно больше на такие дела безбожные равнодушно смотреть». В тот же день собрался к тебе, три сотни воев Владимир-князь мне дал для охраны в путь дальний. Когда Киев покидали, все соборные колокола по Ярополку звонили.
Я сидел в задумчивости. Мне не очень хорошо была известна история двенадцатого века, вот и про ослепление Ярополка я вроде не помнил.
«Да чего ты хочешь, – промелькнула неожиданная мысль, – с твоим появлением вся эта история полетела кувырком, то ли еще будет».
Рулав между тем протягивал мне скрученный лист папируса. В письме, написанном изящным почерком на греческом языке, мой отец практически полностью повторял все то, что рассказал мне Туазов.
М-да, я-то собирался начать разборки с удельными князьями попозже, когда войду в силу и хотя бы приобрету надежные тылы. Но, видимо, не судьба, придется начинать раньше.
– Рулав, ты сейчас езжай в ваш бывший стан. Там вас накормят, и отдохнешь. Сам понимаешь, прямо сейчас в поход мы не пойдем. Завтра начнем собираться и через три дня идем на Муром.
Туазов, морщась, поклонился и в сопровождении Ильяса вышел из комнаты.
Я вернулся в пиршественный зал. К этому времени даже уже хорошо набравшиеся гости успели заметить мой уход и теперь внимательно смотрели на меня.
Я уселся за стол и кивком пригласил Ратибора и Шарукана – половецкого воеводу – присесть ко мне.
– Воеводы, – тихо сказал я, – выступаем через три дня на Муром.
Глаза Шарукана радостно вспыхнули, он даже не спросил меня, в чем причина такого неожиданного решения.
– Как прикажет великий хан, – выпалил он, не задумываясь.
– Шарукан, – сказал я, – завтра отправляй гонцов в Тавриду. Мы пойдем через нее. Я знаю, что вам сейчас надо кочевать со скотом, и поэтому требую от вас только сорок тысяч воинов отреконь.
Шарукан насупился:
– Хан, очень много будет недовольных – все рвутся в бой, молодежь знает о наших победах, поэтому все захотят идти за тобой.
– Хорошо, пусть будет больше, но чтобы потом тебя не упрекали, что ты оставил кочевья без людей, а у нас в самый нужный момент воины вдруг решат идти обратно, потому что некому смотреть за стадами.
Половец встал, подошел к столу, за которым сидели его товарищи, – вмиг их стол опустел, а они с радостными возгласами побежали к выходу.
Ратибор же сидел и задумчиво смотрел на меня.
– Глеб, так что, сердце тебе утром правду сказало? – тихо спросил он.
– Да, Ратибор, погиб Ярополк, на пир вместе с дружиной приглашен был Ярославом Святославовичем и ослеплен, а дружина порублена. Туазов сам гонцом приехал, сказал, что двух переходов Ярополк до Киева не дожил, умер от ран.
Ратибор ахнул:
– Второго сына у Владимира Всеволодовича Святославовичи изничтожили. Так понимаю, гонец тебе был от отца?
– Да, Ратибор, только что он мне письмо его передал, а сейчас прошу, займись сборами уже сегодня. Я пировать больше не хочу, а тризну справим, когда за смерть брата отомщу.
На следующий день вновь были сборы, а мне, вместо того чтобы собираться в путь, пришлось этот день провести совсем в других хлопотах. Я так и не успел попасть в монастырь, в мастерские Бахиджа, посмотреть на литейный завод, где планировал отливать пушки для новой крепости. Все это приходилось оставлять на два-три месяца, а может, и больше. Поэтому как ни сопротивлялся Ратибор, я оставил его за себя: он выглядел очень уставшим после похода – все-таки возраст давал себя знать. Конечно, я не сказал ему этого, а посетовал, что не могу ни на кого положиться, кроме него. Уговаривал я его долго, и наконец он, тяжело вздохнув, согласился. Я пригласил обоих префектов к себе, и мы разделили все полномочия на время моего отсутствия – слава богу, это были не дерьмократические времена, поэтому все прошло достаточно быстро и без возражений. Префекты городов не возражали, потому что я был в своем праве, а Гаяс выглядел даже довольным. Ход его мыслей было несложно угадать – он явно радовался, что разделит ответственность за все неприятности, которые могут произойти, со ставленником эпарха.
У Ратибора тем не менее оставалось десять тысяч воинов, которые могли решить массу возникающих проблем.
В этот раз я планировал поход без вагенбурга и осадных орудий. Все свои надежды я оставил на другие способы взятия городов.
Единственное – все запасы пороха, которые смогла произвести мастерская старого араба, были сложены в непромокаемые кожаные мешки и приготовлены для навьючивания на лошадей.
После обеденной службы, которую мы отстояли вместе с воеводами в церкви Пресвятой Богородицы, меня неожиданно пригласил к себе епископ Таматархи Мануил.
Когда я уселся на жесткой скамье в его мрачной келье с единственной иконой на стене, Мануил сказал:
– Эпарх Глеб, прошло уже больше полугода с того времени, как ты появился в сем епископате, за который я ответственен перед патриархом. Я с радостию увидел, что ты ревностный и богобоязненный христианин, твоими заботами возрождается монастырь, архимандрит Пафнутий передавал, что все монахи молятся за твое здоровье. Ты передал множество даров и в эту церковь. А идея воспитания воинов Христовых очень интересна, я даже написал о сей задумке твоей в Константинополь.
Но сейчас ты алчешь идти на своих соплеменников, верующих в Христа, и с кем? С безбожниками, не знающими Господа, и будешь убивать и калечить христиан их руками. Вот что ты скажешь на эти слова?
Я очень удивился речам епископа – он, как истинный ромей, прекрасно знал, что василевсы никогда не заморачивались религией, когда речь шла о выживании империи. Союзы могли быть с кем угодно и против кого угодно. Какая муха его укусила, что он начал читать мне нотации, непонятно. Я бы мог привести ему в пример того же Алексея Комнина, но решил для начала кое-что рассказать.
– Отец Мануил, давай вначале я расскажу тебе небольшую притчу. В одной пещере у озера жил святой старец. Жил он там много лет и молился во славу Господню. Однажды к берегу подплыла лодка, и рыбаки, сидевшие в ней, закричали: «Святой старец, вода поднимается и может затопить пещеру, садись в лодку, мы отвезем тебя в безопасное место». – «Никуда я не поеду, – отвечал святой, – Господь спасет меня».